Внутри себя - Алиса Мейн

что ему просто нездоровится. Нужно было проявить большую настойчивость, но тогда она поверила и предложила остаться на ночь в случае если ему станет хуже. Отчим настоял, чтобы она не переживала попусту. Спустя пару часов Эва покинула его дом.

Белова прошла дальше и подошла к книжным полкам. Коннор стоял у входа в гостиную, скрестив руки и сосредоточенно наблюдая за ней.

Эва осторожно дотронулась до корешков нескольких томов. Большую часть библиотеки собирал сам Сэм на протяжении долгих лет. Отчим тщательно подходил к выбору книг и найти здесь произведение, которое не нравилось бы ему самому, было невозможно. Даже коллеги знали, что Моргану не стоило дарить книг, предварительно не посоветовавшись. Иначе произведение ждала участь быть отправленным в публичную библиотеку.

Здесь можно было увидеть собрания сочинений Теодора Драйзера, Чарльза Диккенса, Джека Лондона, даже Антона Чехова. Эва слабо улыбнулась, наткнувшись на «Маленького принца» Антуана де Сент-Экзюпери, который всегда вызывал жаркие споры между ней и Сэмом. Он не понимал, почему эта книга нравилась Эве, а та уговаривала отчима не избавляться от нее. Каждый такой спор заканчивался тяжелым вздохом Сэма и его желанием сменить тему.

Белова перевела взгляд на плазменный телевизор, переехавший в этот дом из их предыдущего совместного жилья и который практически всегда был выключен. Первое время отчим включал его фоном, чтобы, как он выражался, «заполнить пространство и не чувствовать себя одиноко», но потом начал забывать и со временем почти им не пользоваться.

Девушка покосилась в сторону окон, выходивших на террасу на заднем дворе. Она сама не заметила как застыла в таком положении на некоторое время, пока ее не окликнул детектив:

– Все нормально?

У Эвы было немного воспоминаний, связанных с этим местом. Но всем им она придавала больше значения, чем тем, которые удалось сохранить из более раннего возраста. Наверное, потому, что после того как они стали жить с Сэмом отдельно, она начала трепетнее относиться к моментам, проведенным с ним. И сейчас от вида пожухлой осенней травы во дворе на нее повеяло ностальгией.

– Коннор, вы общаетесь с кем-то из своих родных? – спросила она, задумчиво следя за приподнявшимися от ветра над землей листьями красного клена, которые залетели с соседнего двора.

Детектив не торопился отвечать. Эва слышала, как он сделал за ее спиной несколько шагов к книжным полкам.

– Какое это имеет значение?

Один из листьев подлетел выше остальных и упал на стоявший на террасе стул. Эва помнила, как в первый день заезда сюда Сэм попросил ее помочь выбрать стулья, чтобы он мог вечерами сидеть на заднем дворе и, попивая кофе, читать последние сводки новостей. Они часто сидели там вдвоем и разговаривали обо всем и ни о чем.

– А лично для вас – никакого?

Эва могла поклясться, что перед тем как ответить, Коннор пожал плечами:

– У меня не так много родных, с которыми я бы мог общаться. А из тех, что остались…

Он надолго замолчал. Белова не знала, что заставляло ее задавать ему эти вопросы, но отчего-то чувствовала их значимость:

– У вас есть друзья? Такие, с которыми можно поделиться самым сокровенным и не бояться, что вас осудят?

Эва обернулась к Коннору и обнаружила, что он тоже смотрит в окно, но только его взгляд был устремлен куда-то вдаль. Он качнул головой.

Белова печально улыбнулась, прошла мимо него и направилась к лестнице на второй этаж.

Первым на ее пути оказался кабинет Сэма. Дверь была открыта. Эва зашла внутрь и глубоко вдохнула. Это снова воображение или она услышала запах его одеколона? Морган на протяжении долгих лет пользовался одним парфюмом. Этот запах она ни с чем не могла спутать: смесь свежести и чистоты.

Пока она жадно всматривалась в каждый предмет в кабинете, попутно вспоминая время и обстоятельства его появления, к ней поднялся Коннор. Он прошел вперед и взял со стола фотографию.

– Сколько вам здесь? – спросил он, глядя на снимок.

Эва приблизилась к нему и заглянула через плечо:

– Семнадцать. Мы гуляли в Центральном парке. Мою любимую шляпку унесло ветром. Именно в этот момент и был сделан снимок.

На лице детектива мелькнула улыбка:

– Шляпку вернули?

Эва покачала головой:

– Ее унесло в пруд.

Коннор еще какое-то время изучал фотографию:

– Вы здесь не похожи на себя.

– Если вы хотите так толсто намекнуть на мой возраст – я не обижусь. Я здорово отношусь к себе и с самооценкой у меня все хорошо.

– Нет, – Коннор вернул снимок на место и посмотрел сверху вниз на Белову. Она едва доставала ему до подбородка. – Как бы правильно выразиться… Взгляд какой-то… другой.

Эва выдавила слабый смешок:

– Коннор, вы многое знаете обо мне, но я почти ничего не знаю о вас.

– Зачем вам это? – он приподнял бровь.

Эва обошла вокруг стола, села на кожаный темно-коричневый диван напротив и закинула ногу на ногу, лукаво взглянув на детектива:

– А это запрещено законом?

– Просто я не понимаю…

– Коннор, я вас умоляю! – Белова всплеснула руками. – Мы все время нашего с вами знакомства только и делали, что подначивали друг друга и огрызались. Давайте хоть на десять минут заключим перемирие и побудем обычными людьми со своими житейскими заботами и переживаниями.

Майкл ненадолго задержал на ней взгляд и сел за стол, сложив перед собой руки:

– Хорошо. Что вы хотите знать?

Эва задумалась, пристально рассматривая сидевшего напротив мужчину. Еще неделю назад она хотела просить лейтенанта Сеймура о том, чтобы на место Коннора прислали кого-то другого. Детектив вызывал в ней отвращение, какого она давно ни к кому не испытывала. Весь он: с головы до ног, олицетворял собой все, что она не терпела. Бестактность, чрезмерное высокомерие, стремление показать всем, что только его мнение является правильным.

А что она думала, глядя на него сейчас?

Майкл Коннор казался в этой обстановке инородным предметом – этаким девятым стулом за обеденным столом, рассчитанным на восемь мест. Тем, что привносило дисгармонию в ее правильный и упорядоченный мир. Он выбивался из ее мира, скрупулезно строившегося на протяжении долгих лет по своим нормам и законам.

Чувствовал ли он себя так же, находясь в ее мире? А может, ему было плевать? Или все его поведение было защитной реакцией на некомфортную для него обстановку? Теперь Майкл Коннор вызывал у нее интерес. Она хотела знать, что способно сделать человека таким, каким был он:

– Расскажите о своем детстве.

Коннор даже поперхнулся:

– Ничего себе вы копнули.

Эва повела плечом:

– Ну если и начинать, то с самого начала.

– У меня было не самое занимательное детство.

– Но вы же не провели его сидя за столом и смотря в окно на играющую во дворе детвору?

– Лучше бы уж так, – угрюмо заметил он.

– Вы не хотите об этом говорить?

– Неужели вам это интересно?

– Я же должна знать, кому доверяю свою жизнь.

Это замечание, кажется, его убедило. Перед тем, как начать, Коннор сглотнул:

– Мама умерла когда мне было двенадцать, поэтому моим воспитанием занимался отец. А воспитатель из него, скажем так, был хреновый. Посетитель забегаловки по соседству вышел гораздо лучше.

– А мама? Она чем-то болела?

– Да, у нее была дистрофия нижних конечностей, она с трудом передвигалась. А потом еще добавилась и опухоль в мозгу. Мама не могла работать и ей выплачивали нищенское пособие, поэтому отцу приходилось работать почти без выходных. Он тоже работал следователем.

Эва удивленно приподняла брови. Майкл невесело усмехнулся:

– Может показаться, что я хотел пойти по его стопам, но это совсем не так. Я, – Коннор задумался, – я хотел доказать, скорее, самому себе, что можно быть достойным полицейским и хорошим человеком. Можно помогать людям, при этом не разрушая собственную жизнь. И вот где я оказался. Ирония судьбы.

Белова подумала о разговоре, произошедшем в тот день, когда она встретила его пьяным у бара:

– Ваша мама… она была хорошей женщиной?

– Лучшей, – он опустил взгляд в стол. – Знаете, она